|
Священник Дим
Мне тут нравится
Зарегистрирован:Октябрь 2007
Сообщений: 1109
Географическое положение: Белгородская ...
Пол: Мужской
|
Re: Религиозный опыт
| Один писал(а) Втр, 29 Январь 2008 18:13 |
В предисловии написано:
| Цитата: |
Поэтому я искал эти аксиомы именно в духовной религиозности и должен был признать, что чем духовнее человеческая вера, тем полнее соблюдаются в ней находимые мной аксиомы; и далее, - что во всех явлениях слепо-инстинктивной, больной или извращенной религиозности можно с ясностью проследить и установить, как недуховность или даже противодуховносгь угашала аксиоматические основы религиозного опыта и как от этого искажалась самая человеческая религия в ее молитвах, учениях и обрядах: заблудший личный опыт создавал химеру вместо догмата, механически-мертвенную или прямо кощунственную молитву, уродливые и даже чудовищные обряды и безнравственную «церковную» практику.
|
| Цитата: |
Следуя этому пути, я убедился еще в том, что человек иной, нехристианской веры, может быть по акту своему целостно религиозным: не узрев предметную истину, он может принять свою веру с той жизненной искренностью и полнотой, которая подобала бы христианину в пределах христианской веры; и по духу он может приближаться к христианству настолько, что в душе исследователя может проснуться запоздалое желание поскорее «снять с его души последнюю пелену».... если бы это было возможно.
Это относится в особенности к Будде, Сократу, Платону, Сенеке и Марку Аврелию, которые «не узрели» Христа во время своей земной жизни.
Отсюда естественный и необходимый вывод, что Дух Божий на протяжении истории не покидал так называемые «языческие» народы, которые до Христа составляли почти все человечество, а ныне исчисляются приблизительно в две трети всех живущих на земле людей. Все человечество, христианское и нехристианское, включено в великий план «Божьего домостроительства» (князь С.Н.Трубецкой выражает это так: «Логос есть истинный педагог человечества и человека» - Учение о Логосе. 54; Макс Мюллер пишет: «в религии есть нечто, указующее на ведущий Божий перст» - direction divins. La science de la religion 30; - И.И.). Я руководствовался в моем исследовании суждением Апостола Иоанна Богослова: «знайте то, что всякий, делающий правду, рожден от Него» (1Ин.2:29).
|
Из приведённых цитат видно, что Ильин ищет аксиомы религиозного опыта у святых отцов, не говоря ни слова о нашем собственном "мудрствовании".
|
Давайте абратимся к одной очень интересной книге Н.В. Сомина, под названием "Достоинства и недостатки миросозерцания И.А. Ильина"
Довольно интересная критика на Ильина, которая ни коим образом не умаляет его как философа. Но некоторые его личные взгляды на религию и христианство (духовный опыт - тем более) требуют очень осторожного подхода.
Привожу ссылку на полный вариант http://chri-soc.narod.ru/ilyn.htm
И выдержку из книги, посвященную именно аксиомам духовного опыта.
| Цитата: |
Специфические черты религиозности Ильина
И тем не менее, далеко не все в общественной концепции Ильина может быть принято православным сознанием. Но прежде чем изложить их, нам следует обратиться к анализу его религиозных воззрений. Дело в том, что, как уже указывалось выше, его философия органична. У Ильина нет ножниц между верой и политикой. Поэтому корни недостатков его социального учения следует искать в сфере религиозной.
1. Сначала обратимся к книге Ильина "Аксиомы религиозного опыта" /8/ - книге, которая по словам автора писалась в течение 33 лет и являет нам вполне законченное описание собственного религиозного опыта.
Прежде всего сам замысел книги - описать природу религиозного опыта - приводит в замешательство. Дело в том, что делается попытка охарактеризовать "подлинную религиозность" не православную, а религиозность вообще, безотносительно к религии. "Подлинная религиозность" без Христа? Неужели на этом пути можно сказать что-то действительно высокое? Впрочем, сам Ильин утверждает, что книга написана на основании изучения религиозных актов православных подвижников. В доказательство к каждой главе присовокупляется "литературное добавление" (не опубликованное в издании /8/). Но даже беглый взгляд убеждает нас, что в самом тексте книги Христос упоминается довольно редко, не многим чаще, чем другие религиозные деятели: Будда, Конфуций, Платон, Сократ, Марк Аврелий и пр. Имя Всевышнего "Бог" употребляется в 95 случаях из 100. Этим данная книга резко отличается от святоотеческих творений, в которых Христос - всегда "альфа и омега" всего содержания.
Следует подчеркнуть, что мы не сколько не хотим подвергнуть ревизии утверждение о принадлежности И.А. Ильина православию. Речь идет о специфике, качестве его православия, особенностях его религиозности. Думается, что расшифровку этой специфики можно найти в словах самого Ильина: "Основанием всякой религиозной веры является личный религиозный опыт человека, а источником - пережитое в этом опыте Откровение" /8, с.38/. Заметим, - не Писание, не Евангелие, а личное откровение. Вот еще: "веровать не в то, что ему лишь "преподано и указано", но в то, что он действительно узрел и созерцает сердцем вживе и въяве" /8, с.135/. Вот, оказывается, что такое вера: не "уверенность в невидимом", а наоборот, уверенность в видимом, данном в личном откровении. Всякий христианин понимает, что с таким подходом далеко не уедешь: наш религиозный опыт ограничен, так что множество вещей приходится в самом прямом смысле слова "принимать на веру" (что приводит каждого христианина к глубокому смирению). Но Ильин слишком честен и слишком самостоятелен и поэтому он исповедует принцип: "если я чего-то не узнал в личном религиозном опыте, то этого для меня не существует (хотя я не настолько глуп, чтобы утверждать, что этого не существует вообще)". Здесь отсутствует очень важный элемент - доверие к Церкви, вера в то, что живущий в Церкви Дух Святый наставляет ее "на всякую истину".
Может быть, мы сгустили краски: некоторые страницы "Аксиом" приводят к мысли, что Ильин все-таки верил в непогрешимость Церкви и доверял ее преданию, так что сказанное следует рассматривать лишь как тенденцию к индивидуализму, но, тем не менее, тенденцию характерную для него. Во всяком случае, вполне законно посмотреть, о чем же Ильин не упоминает. И здесь мы сразу можем увидеть, что в его лексиконе отсутствует слово "Троица", так излюбленное святыми отцами. Очень мало упоминаний о диаволе и силах бесовских, почти нет апокалиптики. Видимо, все это вне "субъективного религиозного опыта". Зарождается подозрение, что и редкое упоминание о Христе обусловлено той же причиной. Впрочем, Бог ведает.
2. Тот же индивидуализм у Ильина выражен и в его антропологии. "Человечество представляет из себя множество душевных (в сущности душевно-духовных) существ, из которых каждое укрыто таинственным образом за одной, для него центральной и единственной, именно только ему служащей вещью, именуемой "его телом".... Наши души разъединены вещественной пропастью и связываются взаимным наблюдением и истолкованием телесных проявлений" /8, с.42/. Ильин всегда последователен и честен. Так что и эту мысль, мысль любимую, он не затушевывает, а, наоборот, настойчиво повторяет при каждом удобном случае. Никакой общей природы у людей нет: "Народ может иметь общую культуру (в смысле произведений); он может иметь однородное строение культурно-творящего акта; но он не имеет единой, общей всем душевной субстанции" /8, с. 44/. Правда в этом случае остается непонятным, какую такую человеческую природу исцелил Христос в Своем крестном подвиге. Но опять-таки слово "Спаситель" Ильиным почти не используется. Христос для Ильина - Истина, Совершенство, Радость, но не Спаситель.
Последнее характерно для всего мировоззрения Ильина. Видимо, для него идея спасения не была столь важна по той простой причине, что сам он насущную необходимость спасения не видит. По сути дела это чисто католическая полу-пеллагианская точка зрения, согласно которой искажена воля человека, все же остальное не подверглось серьезному искажению. Такой взгляд противоположен православному воззрению о падшести всей человеческой природы, включая не только волю, но и сердце, ум, тело и пр.
3. Пеллагианская тенденция Ильина обнаруживает себя с разных сторон. Например, он часто апеллирует к "инстинкту", "естественному чувству", "естественному праву" часто превознося их, или, во всяком случае, утверждая их положительную природу. "От Бога и от природы человеку дано жить на земле в виде душевно замкнутой ("чужая душа потемки") и телесно самостоятельной особи. Такая особь всегда и всюду, во все времена и у всех народов, была и будет живым самостоятельным организмом, инстинктивно строящим себя и свою жизнь. Этот инстинкт таинственно и бессознательно зиждет человека: его двигательное равновесие, его трудовую силу, его размножение и все его жизненные отправления и умения" /34/. С православной точки зрения, "инстинкты", "естественное чувство", также как и другие стороны человеческой природы, подверглись искажению и уповать на них просто неверно. Более того, единственным "естественным" состоянием человека для Православия является святость. Все остальные состояния суть состояния греховные и искать среди них "естественные" православие не рекомендует.
Вообще, стремление к обособленности, индивидуализация рассматривается Ильиным как нечто положительное. "Индивидуализация инстинкта есть явление неизбежное, соответствующее законам человеческой природы и творчески драгоценное: нельзя и не подобает человеку пребывать в родовом всесмешении и недифференцированности, он должен найти себя в своем инстинкте, утвердить себя и начать самостоятельно творить свою жизнь." /34/. Наоборот, родовое, коллективное
трактуется как реликт, который следует преодолеть.
4. Такой ярко выраженный индивидуализм Ильина приводит его к искаженному пониманию Церкви. Так, он пишет: "Зрелая идея Церкви, как союза верующих, связанного единством Боговосприятия, таинств и иерархии, возводящего свою веру к удостоверенному Откровению и закрепленного самостоятельным правовым строем - есть идея позднего возникновения и,по-видимому, христианского происхождения. Но все эти черты порознь, а иногда и многие из них вместе, находимы и в дохристианских, и во внехристианских верованиях" /8. с. 270/. Таким образом, всякая религия строит себе церковь, ибо церковь по Ильину
- это общество верующих плюс иерархия плюс учение плюс богослужение плюс правовой строй. Для православных же Церковь одна, Она одна единственная, все другое - просто не Церковь. Хотя бы достаточно прочесть первую фразу статьи А.С.Хомякова "Церковь одна": "Единство Церкви следует необходимо из единства Божиего" /9/. Разница громадная и очень показательная. Согласно святоотеческому образу, Церковь
- созданный Господом Иисусом Христом Корабль спасения. Кормчий этого Корабля - Сам Христос. Но кормчий не правит несколькими кораблями: один Кормчий - один и Корабль. "Один Господь, одна вера, одно крещение" говорит апостол.
Церковь - сверхреальность, тело Христово, дом Божий, живя в котором мы спасаемся. Хомяков пишет: "Мы знаем, когда падает кто из нас, он падает один; но никто один не спасается. Спасающийся же спасается в церкви, как член ее, и в единстве со всеми другими ее членами" "Веруешь ли во Христа - Христом спасаешься в вере; веруешь ли в Церковь - Церковью спасаешься; веруешь ли в таинства Христовы - ими спасаешься; ибо Христос Бог наш, в Церкви и в таинствах" /9/. У Ильина же Церковь - лишь хранительница "религиозного акта", как бы некий бесплатный магазин, откуда верующий берет дары: "основной дар всякой церкви есть ее религиозный акт и им определяются все другие религиозные дары ее: ее храмы, ее изображения Божества, ее отношение к писанию и преданию, ее догматические формулы, ее богослужение и ее культура молитвы, ее концепция духовенства, ее понимание святости и чуда" /8, с.273/. Таким образом, по Ильину в Церкви человек заимствует духовный опыт, но спасается сам, в своем личном отношении к Богу. Для него Церковь - не то что спасает, а лишь помощница в духовном возрастании. Если для православного естественно жить в Церкви, то для Ильина это невозможно. Он живет сам по себе, лишь положительно, уважительно относясь к Церкви и используя накопленные ею сокровища.
Такое понимание Церкви, явно недостаточное, характерно для всего творчества Ильина. Он часто говорит о вере в Бога, но почти никогда - о церковности. Более того, он восхищен книгой Шлейермахера "Речи о религии", в которой в духе крайне-либеральных протестантских воззрений отстаивает субъективность религиозного опыта. Свою рецензию на эту книгу /28/ Ильин начинает словами: "Как хорошо, что эта книга переведена на русский язык! Это, бесспорно, одна из самых глубоких и освобождающих книг, написанных о религии" /28, с.7/. "Освобождающее" значение имеет и протестантизм: "Протестанство в принципе разрешило душе религиозную самодеятельность и тем самым поколебало, но только поколебало представление об объективности, универсальности и абсолютности религиозной истины, "соборно" выработанной и вылитой в зрелые "священные" формулы" /29, с.9/. Однако не все у Шлейермахера устраивает Ильина: он не удовлетворен разрешением важного для Ильина вопроса: "как примирить абсолютную, т.е. единственную, исключительную и конечную верность и истинность религиозного усмотрения и верования, с множественностью столь же абсолютных, но иных по содержанию усмотрений и верований?" /29, с.13/. Иначе говоря, как мою личную, индивидуальную веру примирить с верой других? Ильин ищет разрешения этой антиномии в философской концепции "очевидности". В /30/ Ильин эту концепцию, взятую из немецкой идеалистической философии, формулирует следующим образом: "ты можешь и должен признавать и открыто исповедывать как истинное только то, в познании чего ты, по крайнему, активно проверенному разумению своему, освободил себя от всех субъевистических искажений, осуществил все средства личного очищения и предметного углубления, известные человечеству, и достиг на этом пути испытания личной по душевному переживанию, но сверхличной по содержанию и значению познавательной очевидности" /30, с. 28/. Таким образом, истинное - это то что с очевидностью принято и умом и сердцем. Опять-таки у Ильина критерием истинности остается сам субъект. Но православие хорошо знает, что доверять себе опасно: человек находится в падшем состоянии и как его ум, так и чувства искажены. Антиномия своей и чужой веры разрешается только на путях церковной соборности, а не поиска истины в самом себе.
5. Еще большее недоумение вызывает его "триптих" /31, 32, 33/
- назидательно-созерцательные раздумья философа о самом различном. Здесь виден мудрый мыслитель, и вовсе не "сухарь", а человек с большим сердцем. Одного в этих раздумьях недостает - Христа, Божией Матери, святых, теплоты Православия. Снова, как и в "Аксиомах", мы встречаем бесконечные выражения вроде: "сердечное созерцание", "предметная сущность бытия", "свет очевидности", "созерцающее вчувствование", "инстинктивная духовность", "предметно-сущее обстояние", но нет ни покаяния, ни плача о своих грехах. Снова есть Бог (котороый, правда иногда получает странные имена, например "Предмет" /32, с. 270; 33, с.520/), но нет Христа. Впечатление от этих книг даже не протестантское, а просто языческое.
6. Осталось сказать несколько слов о понимании Ильиным свободы. Нет нужды повторять, насколько важное место занимает свобода в мировоззрении православного христианина. Человек свободно выбирает между добром и злом. Человек призван быть свободным от греха и смерти. Но свобода, рассматриваемая как самоцель, может явиться самым сильным соблазном. Свобода, понимаемая как самоволие, есть сердцевина греха Адама и греха Люцифера. Признание свободы как высшей ценности приводит к гибели человека, незаметному для него подчинению греху и диаволу. Проблема абсолютизации свободы, особенно сейчас, встает во весь рост.
Индивидуализм Ильина и в этом вопросе налагает определенный отпечаток. Безусловно, он понимает опасность возведения свободы в ранг всепоклоняемого идола. Ильин говорит о "трех законах духа" - свободе, любви и предметности /10/. Под последней он понимает идею служения некой высшей духовной цели. Предметность - это служение "Божьему делу". По его мысли любовь и предметность являются как бы противовесом свободе, направляя личность от эгоизма к служению высшим ценностям.
Все это не вызывает возражений, но не решает полностью проблему абсолютизации свободы. Эту проблему снимает только решительное следование за Христом, когда человек ради Христа отдает все: свои цели и планы, свою личность, свою свободу, когда он может вместе с апостолом Павлом сказать "уже не я живу, но живет во мне Христос" (Гал.2,20). Человек должен реализовать свою свободу, сделать выбор и пойти за Христом, признав Его за высшую ценность, свободно стать "рабом Божиим". Господь оценит жертву, но, восхотев сделать из человека не раба но сына, возвратит ему и личность и свободу, причем в преображенном, подлинном виде.
Концепция Ильина иная. Он слишком любит личность и свободу, для него без свободы нет личности: "жизнь человека без свободы - бессмысленна или невозможна" /11/. "Свобода есть духовный воздух для человека" /11/, "свобода дороже жизни" /11/ и возвращать ее Богу абсурдно. Наоборот, человек должен бороться за свободу, ибо утеря свободы - величайшая трагедия.
|
Потому не стоит возлагать большие надежды на глубину данной книги. "Не вскому духу верьте..."
|
А то у нас теперь все мушшины делятся на отца Димитрий и "истинно-православнут...", тьфу ты, "истинно-православных". Алексе-е-е-ей!!! Ау!!! Нет ответа... 
